 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
 |
  |
Священник Дмитрий ШмелевЗАГАДКА НОВОГО ИЕРУСАЛИМА ОТ ДОБРЫНИ ЯДРЕЙКОВИЧА ДО ПАТРИАРХА НИКОНА. Глава 1. Апокалипсис XIII века. 1204 год – малый апокалипсис средневековья. Под ударами крестоносцев IV крестового похода пал Константинополь–Царьград – христианская столица мира. Апокалиптичность этого события в том, что произошло невозможное для православного мировоззрения событие: под пятою латинской антицеркви оказался незыблемый со времен основания Второй Рим Святого Константина. Этому событию по началу препятствовал даже папа Иннокентий III. По свидетельству Г. Мишо – историка крестовых походов, узнав о решении идти на Константинополь, которое было принято на совете в Заре – первом византийском городе, осажденном и взятом крестоносцами IV крестового похода, папа снял с них благословение и угрожал им Божиим гневом. Но когда Иннокентий III узнал о падении Византийской столицы, то по свидетельству того же историка: «Глава верующих не дерзал углубляться в рассуждения о делах Божьих; ему свойственно было думать, что Греки были справедливо наказаны за их заблуждения и что Провидение вознаградило пилигримов…» Еще одна цитата из Г. Мишо: «Нигде покорение Византии не произвело такой радости, как на Святой Земле. Защитники и жители христианских городов за морем, на долю которых выпали только бедствия войны, пожелали разделить счастье и славу Французов и Венецианцев; папский легат Петр Капуанский, посланный в Сирию Иннокентием, покинул Палестину и приехал в Грецию, где присутствием своих он оживлял ревность латинского духовенства к обращению Греков; Иоанниты и Тамплиеры также прибыли в Грецию, которая сделалась настоящею обетованною землею; король Иерусалимский <давно уже изгнанный из Иерусалим сарацинами – Авт.> остался почти одиноким в Птолемиаде». Что же оказалось в руках у покорителей Города Городов? Первое то, к чему так вожделели венецианцы – основные устроители константинопольского погрома – были значительные запасы мировых финансов. До падения Византии Западная Европа не имела оборота золотых монет. Порой феодалам приходилось расплачиваться со своими вассалами дровами, а то и конским навозом. Константинополь был также важнейшим узлом мировой торговли, связывавшим нити торговых коммуникаций государств Малой Азии, Индии и Китая, Киевской Руси с Балканскими странами и королевствами Западной Европы. Но это было не главное приобретение. К началу XIII века Константинополь стал так же Святым Градом – Новым Иерусалимом. Столь высокий статус обеспечивали ему главные христианские святыни, находящиеся в его стенах. Это и делало Византийскую империю единственной мировой христианской державой. В многочисленных церквях города находились святые мощи не только апостолов и новозаветных святых, но также и ветхозаветных пророков. Иерусалим, в котором правили мусульмане и остальная Палестина с её точечными владениями крестоносцев, была к началу XIII века землей только Святых Мест, но не святых артефактов, которые в течение XII столетия постепенно переместились в Константинополь. Это произошло благодаря целенаправленной политике византийских императоров, пользовавшихся, с одной стороны, формальной вассальной зависимостью латинских крестоносцев, ведших боевые действия в былых владениях империи, а с другой стороны, определенной меркантильностью «воинов Креста», часто предпочитавших ценности материальные духовным святыням. Главными же святынями, делавшими Константинополь – Царьградом, а Византийских базилевсов – вселенскими императорами были предметы, связанные с земной жизнью и смертью Царя царей – Господа Иисуса Христа. Перечислим некоторые из них. В храме Святой Софии: плита Гроба Господня (перевезена императором Мануилом Комнином); Пелены Христовы, известны ныне как Туринская Плащаница (по описанию Робера де Клари находилась во Влахернской церкви); Дары Волхвов; орудия, которыми изготовляли Крест Господень; Древо что на шее Христа под железом было; мраморный колодец, у которого Христос беседовал с Самарянкой. В церкви Святых Апостолов: Столп мраморный к нему же был привязан Господь. Доска каменная на нее было положено Тело Иисуса Христа по снятии с Креста – в монастыре Пантократора. В Фаросской церкви Большого дворца: Священный Терновый Венец; большая часть Честного Креста; Орудия бичевания; Погребальные пелены; Плат Омовения ног, которым Христос вытирал ноги апостолам перед трапезой на Тайной вечери; Священное копье, которым прободен был Спаситель; Багряница; Святая Трость; Сандалии Спасителя; Святые Гвозди; Правая рука Иоанна Крестителя и его посох с Крестом, коими царей благословляли на царство; Святой Мондилион (или Святой Убрус – Нерукотворный Спас); Святой Керамион (Спас на Черепице); Часть Хлеба Тайной Вечери в драгоценном ковчеге. Этот перечень может быть дополнен еще сотнями иных чудотворных святынь, среди которых были, например, и такие фантастические как Моисеевы скрижали Завета, и одна из Иерихонских труб Иисуса Навина. Когда в 1204 г. всё это сокровище легло к ногам папы Иннокентия III, он уже по-иному взглянул на позорную роль латинских крестоносцев. Правда общий триумф уничтожения православной столицы был омрачен одним досадным недоразумением: в списке святынь, представленном покорителями Константинополя папе отсутствовала важнейшая, под именем освобождения, которой весь XII век в Палестину устремлялись крестоносные армии. Речь идет о плите Гроба Господня. Её некогда обмерил и описал после первого крестового похода, русский паломник игумен Даниил. В его «Хожении» начала XII века святыня была названа «лавицей». Тогда она еще находилась на своем исконном месте в Кувуклии Гроба Господня. Новгородский летописец скорбно повествует: «И внидоша фрези в град вси и стоиша на месте идеже стояше царь греческий. И восходящу солнцу и внидоша в Святую Софию, и одраша двери, и рассекоша и амвон бяще окован весь серебром, и столпы серебряные 12, се 4 кивотныя и тябло иссекоша и 12 крестов иже бяху над алтарем и меж ими шишки, яко древа возвышающиеся выше человека и преграды алтарные меж столпы, а то все сребряно. И Трапезу чудную одраша, драгий камень и великий жемчуг, а самую не ведомо куда деша и 40 кубков великих пасе бяху пред алтарем и паникадила и святильники то все сребряно яко не можем числа исповедати, с праздничными сосудами бесценными поимаша, служебные же Евангелия же и кресты честные и иконы все одраша… Тожде все в единой Софии сказах. А Святую Богородицу, что во Влахерне идеже Святый Дух схождаше на вся пятницы, и ту одраша. Инех же церквей не может человек сказати, яко без числа…» <Первая Софийская летопись – Авт.> Обычно исследователи Константинопольского погрома, акцентируют внимание на нравственной эмоциональной стороне вопиющего святотатства и варварства крестоносцев. Хотелось бы обратить внимание и на тот факт, что падение Византии было для Киевской Руси полной канонической, а стало быть, и юридической катастрофой. Русская церковь не была автокефальной. Киевские митрополиты поставлялись в Константинополе и как правило сами были греками. Все основные юридические процедуры, фиксирующие рождение, смерть, брак, наследство, мирные договоры, поставления на княжества, систему вассальной подчиненности младших старшим и даже крупные сделки с недвижимостью (Графити на стене Софийского Собора о покупке княгиней Всеволжьей земли Баяна) были облечены в форму церковной обрядности и проходили при участии духовенства. В Константинополе была установлена латинская иерархия: «Латына же многая благая, книги, и вся уставы, и сосуды честыя, и священные ризы, и многи мощи святых в Рим отнесоша; во Царе же граде епископы своя и пресвиторы устрояша и вся быти по Римскому обычаю» <Патриаршая или Никоновская летопись – Авт.>. Создавшееся положение ставило перед Русской церковью опасную перспективу пресечения законной святительской иерархии, идущей от Апостолов Христовых. В противном случае нужно было подчиняться Папе. Единственный прецедент неканонического избрания Киевским митрополитом Иллариона из среды русских епископов во время войны Ярослава Мудрого с Византией в XI веке закончился печально. По восстановлении отношений с Константинополем Святитель Иллариаон был низложен, а новый Митрополит, грек, переосвятил после него Киевскую Софию. При всей любви к Иллариону и князя, и народа <Митрополит Илларион прославлен в лике святых и считается первым русским богословом – Авт.> святые церковные каноны, основанные на апостольских и святоотеческих правилах, не подлежали пересмотру. Был еще один фактор, связанный с особенностью религиозного мышления средневекового человека. Мы, глядя на окружающие нас события, мыслим секулярно: «Так случилось» или «Так получилось». Средневековый же человек рассуждал иначе: «Тако благоволил Бог» или «Тако попустил Бог». Все это прекрасно понимал папа Иннокентий III. После ликвидации Византии, православная власть и духовенство сохранились на разрозненных территориях, подчиненных Феодору Ласкарю и Иоанну Ватацу. Взор папы обратился на огромную восточноевропейскую территорию, охваченную «православной схизмой». Усмиряя непокорных европейских князей, борясь с нарастающим под натиском мусульман ближневосточными проблемами, незаурядный понтифик открыл для себя новый политический и военный фронт. Первым к кому он направил своего легата в 1204 г. был могущественный западнорусский князь Роман Галицкий. Произошедшую встречу церковный историк митрополит Макарий Булгаков описал следующим образом: «Посол Иннокентия III сначала старался убедить Романа в превосходстве римского исповедания пред восточным, но, встретив сильное обличение со стороны князя, думал подействовать на его честолюбие и сказал, что если он примет веру латинскую, то папа сделает его королем и покорит ему многие земли мечом Петровым. Тогда, обнажив свой меч, князь спросил посла: «Таков ли меч Петров у папы? Если такой, то он может брать им города и дарить другим. Но это противно Слову Божию, ибо иметь такой меч и сражаться им Господь запретил Петру. А я имею меч, от Бога мне данный, и пока он при бедре моем, дотоле не имею нужды покупать себе города иначе, как кровию, по примеру отцов и дедов моих, распространивших землю русскую». Более того, когда известия о чудовищных злодеяниях западного воинства докатились до Руси, князь Роман в 1205 году вторгся в Польшу, желая полностью искоренить там ненавистное латинство, но сам сложил голову в этом походе. Это событие только укрепило папу в намерениях продолжать «Драхт нахт Остен». В 1207 г. он отправляет посольство на Русь с ультиматумом уже не к одному какому-то князю, но всему русскому епископату, клиру и народу. «Хотя вы доселе были удалены от сосцов вашей матери как дети чуждые, но мы по возложенной на нас, недостойных, от Бога пастырской обязанности просвещать людей, не можем подавить в себе отеческих чувств и не заботиться о том, чтобы здравыми убеждениями и наставлениями соделать вас как члены сообразными вашей главе, чтобы Ефрем обратился к Иуде и Самария к Иерусалиму. О если бы вы захотели уразуметь и прогнав мрак от умов своих, возвратились на истинный путь и покорились учительству того, кого Спаситель наш поставил главою и учителем всей Церкви!… Но обратимся к настоящему: вот, теперь Греческая империя и Церковь почти вся покорилась апостольскому седалищу и униженно приемлет от него повеления, ужели же не будет несообразным, если часть <то есть Церковь Русская – Авт.> не станет сообразоваться с целым и не последует ему?… Посему, любезнейшие братья чада, желая вам избежать временных и вечных бед, посылаем к вам возлюбленного сына нашего кардинала–пресвитера Виталиса, мужа благородного и просвещенного, да возвратит он дщерь к матери, и убеждаем вас принять его как посла апостольского седалища, даже как нас самих, и беспрекословно повиноваться его спасительным советам и наставлениям…» Глава 2. Миссия Добрыни Ядрейковича Знали ли на Руси до падения Константинополя о надвигающейся катастрофе? В Константинополе был так называемый «русский убол», где проживали русские паломники и гости. Влиятельные русские князья находились в тесных отношениях с византийскими императорами, обменивались посольствами, вели переписку, совместно боролись с половцами. Примером могут служить отношения Киевского князя Ростислава и Галицкого Ярослава и Мануила Комнина, выше упомянутого Романа Галицкого и императора Ангела Комнина III. О династическом кризисе начала XIII в., разрешить который попросили «помочь» крестоносцев, на Руси был известен. Наиболее осведомленными в византийских событиях оказались новгородцы. Самый подробный перечень святынь, находящихся в храмах пред–погромного Царьграда, оставлен нам новгородским боярином Добрыней Ядрейковичем. Его «Хожение» с величайшим благоговением описывает святыни, украшения церквей, иконопись, предания, некоторые чинопоследования и даже церковное устроение (количество и организацию духовенства и его содержание). Описание Добрыни относится к 1200 г. Подробное описание Константинопольского разорения и того, что ему предшествовало, мы также находим в новгородских летописях. Есть мнение, что это описание тоже восходит к Добрыне Ядрейковичу, бывшему свидетелем трагедии 1204 года. На основании «Жития Варлаама Хутынского» и новгородских летописей о Добрыне можно сказать следующее. Он был сыном воеводы Ядрея, погибшего в несчастном походе на Югру. Ядрей относился к знатному и богатому новгородскому боярскому роду  Дед Добрыни Прокша принял монашеский постриг под именем Порфурия. И сам Добрыня Ядрейкович был человеком благочестивым и являлся любимым духовным чадом святого Варлаама Хутынского. Отличие новгородского боярства от боярства (баронства, рыцарства) южной и северо-восточной Руси было в том, что являясь мощной военной силой, оно стяжало богатство не только бранной службой князю <чего новгородцы меньше всего любили – Авт.>, но и участием в значительной доле европейской торговли. Именно новгородцы могли быть лучше всех на Руси информированы о том, как начавшийся в 1202 г. во Франции IV крестовый поход для освобождения Иерусалима от сарацин был «перепрофилирован» Венецианцами. Венеция – это «уолл-стрит» средневековья, исконно враждовавший с Византией. Сначала Дож Дандоло склонил крестоносцев, не имеющих средств заплатить за перевоз в Палестину, разгромить христианский город Зару. А затем весной 1203 г. на совете было принято решение отправить флот «армии Креста» в Константинополь, чтобы «помочь»царевичу Алексею, изгнанному из Византии, занять престол. Новгородские торговые гости, находившиеся в Венеции и Константинополе вполне могли наблюдать эту двухлетнюю «мутацию» взглядов воинства, призванного спасать святые места Палестины. Но был еще один фактор, отражение которого мы не найдем ни в одном историческом документе. Направить Добрыню в Царьград мог Преподобный Варлаам Хутынский, извещенный о его грядущем падении Свыше. Одной из благодатных черт преподобного, согласно его жития, была прозорливость, т.е. способность видеть грядущие события открытые Богом. Житие святого ставит перед учеными загадку. Преставляясь Богу Преподобный передает свой монастырь вернувшемуся из Царьграда Добрыне Ядрейковичу – будущему новгородскому архиепископу Антонию. Но дата смерти Преподобного 6 ноября 1193 года не соответствует дате возвращения Добрыни более, чем на 10 лет. Церковное сознание этого разночтения несколько не смущает. Ответы тут могут быть как мистические, так и уточненно хронологические. Важно другое, великий святой оказывает боярину неслыханную честь: передает свое детище, основанную им обитель. Что же совершил Добрыня? Процитируем по IV Новгородской летописи: «В лето 6719. Исперва не хотя злодеи добра, зависть возложи на архиепископа Митрофана с князем Мстиславом и не даша ему правитися и ведоша его в Торонепец, он же то все прия с радостию, якоже Иоанн Златоустый и Григорий Акраганьский, тую же восприя печаль славя Бога. Тогда же было пришел прежде изгнания Митрофана архиепископа, Добрыня Ядрейкович из Цареграда и привезе с собою Гроб Господень, а сам пострижен на Хутыни у Святого Спаса. И волею Божиею возлюби его князь Мстислав и вси новгородцы и послаша его на Русь ставиться и прииде поставлен архиепископ Антоний и сотвори палату Митрофаню во имя святого Антония». Приведем и другую летопись, более позднюю, «Патриаршую, или Никоновскую летопись» (Летописный свод XVI века, принятый Патриархом Никоном как официальный свод Русской истории): «Новгородцы же с князем своим Мстиславом Мстиславовичем излюбили себе инока Антония, постриженника Хутынского сей убо Антоний еще прежде изгнания Митрофана епископа ходи в Царьград, и принесе с собою изо Царьграда Гроб Господень, и поехаша его в Киев к митрополиту ставитися в епископы. Того же лета прииде Антоний в Новгород, поставлен в епископы Матфеем, митрополитом Киевским и всея Руси».  Забегая вперед, чтобы несколько охладить сенсационность сообщения для тех, кто впервые читает о подвиге Добрыни, отметим, что и светская, и церковная историография весьма спокойно относится к вышеприведенному факту. Первая выдвигает версию, что Добрыня привез мерную ленточку с обмерами Гроба Господня, какие во множестве привозили паломники. Митрополит Макарий Булгаков считал, что это, возможно, какая-то часть камня Гроба Господня. Для того чтобы показать, что Добрыня совершил нечто чрезвычайное, следует обратить внимание на уникальность его назначения на Новгородскую архископию. В Новгороде незаконно, по навету низлагается архиепископ Митрофан. Если обратиться к хронологической таблице русского епископата «Архиереи Русской Православной Церкви (конец Х – сер. XIII в.)» <История Русской Церкви Митрополита Макария. Т. 2. – Авт.>, то становится ясно, что поставлял его на новгородскую кафедру тот самый митрополит Матфей, к которому новгородцы прислали ставится чернеца Антония, постриженника Хутынского, вчерашнего боярина Добрыню Ядрейковича. Новгородская Архископия – вторая по значению после Киевской митрополии кафедра в домонгольской Руси. Ее территория превышала размеры многих европейских государств, и чтобы поставить на управление ею вчерашнего чернеца нужны были обстоятельства более серьезные, чем новгородские смуты, возникавшие порой по несколько раз за год. Такое поставление прямо противоречило 17-ому правилу Двухкратного собора 861 г., которое гласило, что «… Впредь никто из мирян или монахов не был вдруг возводим в достоинство епископства, но чтобы каждый предварительно был испытан в церковных степенях» <Соколов Н.Н. Избрание патриархов в Византии – Авт.>. Епископ – хранитель церкви. Именно с такого рода подвигом столкнулся Киевский Митрополит Матфей, когда перед ним предстал Добрыня–Антоний, выхвативший из рук латин главную святыню христианства. Как он сделал это? Златом или булатом, как провез ее через враждебные государства и половецкие степи в далекий Новгород, недостижимый для бронированных полчищ псевдохристиан, нам неизвестно. Теперь в противостоянии с Римом Киев имел главный аргумент, потому что «Тако благоволил Бог». Последствия этого события сказывались на протяжении столетий в жизни страны, получившей загадочное название – Святая Русь. |